8f5d3447     

Суворов Петр Иванович - На Заволжских Озерах



Петр Иванович СУВОРОВ
НА ЗАВОЛЖСКИХ ОЗЁРАХ
Повесть
Автор этой книги Пётр Иванович Суворов (1901-1968), известный
художник, профессор Художественного института им. Сурикова, написавший
немало специальных работ в области оформления книги, был неутомимым
путешественником. Особенно любил он Волгу, где часто бывал в летние
месяцы, и её живописной природе посвятил единственную свою
художественную повесть "На заволжских озёрах", выходившую раньше под
псевдонимом П. Иванов. Книга эта, выходящая сейчас под настоящей
фамилией автора, поэтично рассказывает о радостях рыбалки, о встречах
с охотниками, рыбаками и сельской детворой. Читатели найдут в ней,
возможно, немало деталей, которые покажутся сейчас устаревшими, и это
не случайно, потому что автор путешествовал по Волге ещё до появления
на ней великих гидростанций, сильно изменивших ее облик.
Помимо повести, книга включает в себя также и несколько рассказов.
______________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ
В дороге
Приехали в Голошубиху
Постройка лодки
Готовим удочки
За Волгу, на озёра
На рыбной ловле
На привале
Утро
Таинственный остров
Домой
______________________________________________________________________
Памяти Бориса Петровича Булгакова,
хорошего человека, рыболова и художника
В ДОРОГЕ
В июле прошлого года я и мой друг Михаил Алексеевич (зимой -
(научный работник, литограф, а летом - заядлый рыболов и художник)
после долгих и приятных сборов сели наконец в поезд, отправлявшийся в
Горький. Уже с самого раннего утра мы были в суете - звонили друг
другу, справлялись, как идут сборы, торопили один другого.
На вокзале мы сразу же обратили на себя внимание всех пассажиров.
Да и было на что посмотреть! У Михаила Алексеевича через плечо был
перекинут ремень большого ящика с красками, за спиной висел туго
набитый рюкзак. Обе руки его тоже были заняты: в одной - толстая пачка
аккуратно завёрнутых и перевязанных бечевой удилищ, в другой - большой
чёрный чемодан с металлическими углами. У меня тоже была необычная
поклажа. Кроме рюкзака и старой, обтёртой, видавшей виды картонки, я
держал связанные верёвкой два громадных фанерных листа. Они у меня то
и дело выскальзывали из рук, задевали за всё, мешали при ходьбе. Митя,
сын Михаила Алексеевича, нёс сетку с едой, ведёрко и порыжевший от
времени, раздувшийся отцовский портфель. Проверяя наши билеты у входа
в вагон, проводник строго посмотрел на Михаила Алексеевича, на его
удилище, на меня, на фанерные листы и покачал головой:
- В багаж бы надо, товарищи!
Михаил Алексеевич виновато улыбнулся:
- Это всё лёгкие вещи, только вот фанера немножко неудобная. Ну да
как-нибудь устроимся! Мешать никому не будем.
Он и в самом деле разместил все вещи с большим искусством. Свой
чемодан - под одну лавку, мою картонку - под другую, ведёрко и ящик с
красками - около столика, рюкзаки - на вторую полку, портфель и сетку
повесил на крючок, фанеру и удилища положил поперёк на две самые
верхние полки.
Наконец для всего нашлось место, и только фанера, словно крыша,
нависала над нами.
Поезд дрогнул и застучал по стрелкам.
Мы улыбались друг другу, озабоченно вспоминали, всё ли захватили с
собой, проверяли по списку наше снаряжение.
- Кружки?
- Есть!
- Шурупы?
- Есть!
- Анисовые?
- Есть!
- Значит, едем, старик?
- Едем, едем!
И поезд отстукивал: е-де-дем, е-де-дем, е-де-дем...
Митя не мог усидеть спокойно на месте. Он подходил к окну,
подсаживался к нам, залезал на полку



Содержание раздела