8f5d3447     

Сулима Елена - Опоенные Смертью



Елена Сулима
ОПОЕННЫЕ СМЕРТЬЮ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
УЙТИ ИЗ ЖИЗНИ, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ
"Я жить хочу! Я хочу жить! - пульсировало в голове Алины. - Нет! Я не
могу жить! Я больше не могу жить так! У меня нет сил!.. Но я хочу!
Когда ты понимаешь, что скоро умрешь, то противна любая путаница
человеческих понятий..." - подумала, успокаиваясь, она, но главный редактор
отдела культуры прервал ход её мыслей:
- Ну что, наша вечная внештатница, ты поедешь в "Театр на
Юго-Западной"? Нашу газету пригласили на "Калигулу".
- Да... конечно, - задумчиво кивнула Алина, и её солнечные кудри,
словно на мгновение обмякли. Только Калигулы ей не хватало, в то время как
весь её мир рушился и без того. Сидеть в маленьком плотно набитом зале и
воображать, как должен возбуждаться некий абстрактный зритель, не
возбуждаясь самой, а потом писать об авангарде, да что там о квинтэссенции
авангарда, дозе адреналина и сексуальной эстетики, короче - парить мозги
бедному читателю газет. В то время как собственный мозг словно расслоился -
один молчит, в шоке наблюдая, как тает песок в верхней чаше неких
гигантских видимых лишь ему песочных часов, другой - машинально выдает то,
что от него требуется, дабы никто не догадался, что он не один
единственный.
ГЛАВА 1.
"Смерть. Смерть. Смерть. Только смерть впереди и ничего больше. -
Алина ступала по гулкому коридору редакции и не слышала цоканья своих
каблучков, словно каждым шагом проваливалась в пропасть.
- Вот, смотри, что выбираешь: командировку по зонам или на Багамы? -
спрашивал битый перебитый вечно нетрезвым образом жизни фоторепортер Фома
девушку - свеженького стажера из МГУ, покуривая в углу.
Хрипловатый голос его врезался в сознание Алины, словно с того, иного,
света. Она машинально остановилась рядом с курившими и, вынув пачку сигарет
из заднего кармана джинсов, закурила, уставившись ничего невидящим взглядом
в мутное стекло окна. "Смерть... и ничего больше! Как же коротка жизнь!
Боже мой!.. И дались ему эти острова!.."
- Конечно, Багамы, - ответила девушка, не страдающая нелюбовью к себе.
- Эх ты, - махнул жилистой рукой Фома, - а ещё хочешь быть
журналистом.
Ершик её черных волос зашевелился от удивления.
- Не обращайте на него внимания, - вернулась в опостылевшую
действительность Алина. - Он всех об этом спрашивает. Кстати, Фома, а
почему ты мне никогда не задавал своего коронного вопроса?
- Куда уж вам... - отмахнулся, замявшись, Фома. - Знамо дело - вы все
о высоком... - ерничая, раскланялся и, бросив в наполненную водой белую
фарфоровую урну окурок, пошел в кабинет к главному редактору отдела
политики.
- Я не пойму, он кто - бывший хиппи или диссидент? - спросила
девушка-мальчик.
- А... так... бывший гений перестройки - вяло поправив кольцо сережки,
Алина снова отвернулась к окну. Лицо её нелишенное ещё юношеской свежести,
несмотря на то, что ей было тридцать, ничего не выражало. Но ей казалось,
что когда она говорит, лицо её корчится в резкой гримасе, превращаясь в
ужасающую маску из древнегреческой трагедии. Последнее посещение
онкологического диспансера поплыло у неё перед глазами...
- ...Неужели, мне нельзя ничем помочь, доктор?! - отчаянно молодая
рыжеволосая женщина схватила за рукав тоже женщину, но в белом халате,
проходившую по коридору в кабинет маршем железного Феликса. Женщина врач
резко дернулась, невидящим взглядом окинула пациентку:
- Нет.
- Но у меня же сын!.. - голос больной сорвался, и она прохрипела
сквозь слезы: - Ему только восемь лет! Я мать-одино



Содержание раздела