8f5d3447     

Стругацкий Аркадий И Борис - Далекая Радуга



Аркадий СТРУГАЦКИЙ
Борис СТРУГАЦКИЙ
ДАЛЕКАЯ РАДУГА
1
Танина ладонь, теплая и немного шершавая, лежала у него на глазах, и
больше ему ни до чего не было дела. Он чувствовал горько-соленый запах
пыли, скрипели спросонок степные птицы, и сухая трава колола и щекотала
затылок. Лежать было жестко и неудобно, шея чесалась нестерпимо, но он не
двигался, слушая тихое, ровное дыхание Тани. Он улыбался и радовался
темноте, потому что улыбка была, наверное, до неприличия глупой и
довольной.
Потом не к месту и не ко времени в лаборатории на вышке заверещал
сигнал вызова. Пусть! Не первый раз. В этот вечер все вызовы не к месту и
не ко времени.
- Робик, - шепотом сказала Таня. - Слышишь?
- Совершенно ничего не слышу, - пробормотал Роберт.
Он помигал, чтобы пощекотать Танину ладонь ресницами. Все было
далеко-далеко и совершенно не нужно. Патрик, вечно обалделый от
недосыпания, был далеко. Маляев со своими манерами ледяного сфинкса был
далеко. Весь их мир постоянной спешки, постоянных заумных разговоров,
вечного недовольства и озабоченности, весь этот внечувственный мир, где
презирают ясное, где радуются только непонятному, где люди забыли, что они
мужчины и женщины, - все это было далеко-далеко... Здесь была только
ночная степь, на сотни километров одна только пустая степь, поглотившая
жаркий день, теплая, полная темных, возбуждающих запахов.
Снова заверещал сигнал.
- Опять, - сказала Таня.
- Пускай. Меня нет. Я помер. Меня съели землеройки. Мне и так хорошо.
Я тебя люблю. Никуда не хочу идти. С какой стати? А ты бы пошла?
- Не знаю.
- Это потому, что ты любишь недостаточно. Человек, который любит
достаточно, никогда никуда не ходит.
- Теоретик, - сказала Таня.
- Я не теоретик. Я практик. И, как практик, я тебя спрашиваю: с какой
стати я вдруг куда-то пойду? Любить надо уметь. А вы не умеете. Вы только
рассуждаете о любви. Вы не любите любовь. Вы любите о ней рассуждать. Я
много болтаю?
- Да. Ужасно!
Он снял ее руку с глаз и положил себе на губы. Теперь он видел небо,
затянутое облаками, и красные опознавательные огоньки на фермах вышки на
двадцатиметровой высоте. Сигнал верещал непрерывно, и Роберт представил
себе сердитого Патрика, как он нажимает на клавишу вызова, обиженно
выпятив добрые толстые губы.
- А вот я тебя сейчас выключу, - сказал Роберт невнятно. - Танек,
хочешь, он у меня замолчит навеки? Пусть уж все будет навеки. У нас будет
любовь навеки, а он замолчит навеки.
В темноте он видел ее лицо - светлое, с огромными блестящими глазами.
Она отняла руку и сказала:
- Давай я с ним поговорю. Я скажу, что я галлюцинация. Ночью всегда
бывают галлюцинации.
- У него никогда не бывает галлюцинаций. Такой уж это человек,
Танечка. Он никогда себя не обманывает.
- Хочешь, я скажу тебе, какой он? Я очень люблю угадывать характеры
по видеофонным звонкам. Он человек упрямый, злой и бестактный. И он ни за
какие коврижки не станет сидеть с женщиной ночью в степи. Вот он какой -
как на ладони. И про ночь он знает только, что ночью темно.
- Нет, - сказал справедливый Роберт. - Насчет коврижек верно. Но зато
он добрый, мягкий и рохля.
- Не верю, - сказала Таня. - Ты только послушай. - Они послушали. -
Разве это рохля? Это явный "tenacem propositi virum" .
- Правда? Я ему скажу.
- Скажи. Пойди и скажи.
- Сейчас?
- Немедленно.
Роберт встал, а она осталась сидеть, обхватив руками колени.
- Только поцелуй меня сначала, - попросила она.
В кабине лифта он прислонился лбом к холодной стене и некоторо



Содержание раздела